Казалось бы, игра в «найди отличия» в случае брейгелевского пейзажа должна ограничиться сравнением колористики и ширины мазка. Остальные параметры почти неизменными от версии к версии. Никуда не исчезает саспенс, нагнетаемый зловещей доской, готовой обрушиться на птиц. На месте остаётся и знаменитая рифма людей и птиц, одинаково мелких и хлипких перед лицом неминуемой смерти. Во многом эта рифма и обеспечила картине потенциал мема.
Ощутимо, вместе с погодой, меняется разве что эмоциональная оценка перспективы протянуть ноги под деревянной крышкой. Здесь мы модем наблюдать спектр от флематичной обречённости оригинала до принятия и своеобразного северного дзена поздней, солнечной версии.
Но на одной из копий запечатлен большой рубеж и начало нового образного языка в искусстве абсолютно незаметный без лупы и знания, что и где нужно искать. И только дотошный зритель, потрудившийся перечитать название картины и пересчитать фигурки, заметил его – Иосифа, снаряжающего ослика. В названии версии 1602 года появляется таинственное дополнение: «… и бегство в Египет». Может показаться, что искусствовед ввел такое условное обозначение чтобы не потерять подшефную копию.
Но это не шифр, а обозначение конкретного сюжета, очень распространенного среди живописцев Ренессанса. Библейская сценка подготовки бегства в семьи Иисуса Христа в Египет от избиения младенцев помещена в нижнюю правую часть полотна, между лодкой и тройным деревом. Кажется, что она возникла из другого измерения, будто просочилась в брешь времени и пространства, образовавшуюся от множественного копирования одного и того же пейзажа. И при этом даже не выглядет заметной:
С начала XVI века голландцы начали изображать мифические сюжеты в привычных для Нидерандов пейзажах. Современнику Брейгеля, даже самому набожному, было так же трудно соединиться с мифом, как трудно представить себе египетский зной. Поэтому на картине не Египет, а тот же заснеженный Антверпен, но евангельская ситуация повторяется с участием персонажей в одеждах антверпенских обывателей.
Представители итальянского и немецкого Возрождения уже делали это. Кранах, например, поместил ту же сцену бегства в тень альпийских ёлок. Но он придерживался рамок «одна картина — одна история», то свирепый авангардист под маской попсового ремесленника Брейгель прямо нарушал ткань произведения и делал сюжетные врезки. С их помощью герои мифа материализовались серди привычных кабаков и сараев, а миф становился таким же реальным, как сарай.
Источник
Демократические и национальные черты нидерландского искусства середины XVI в. ярче всего раскрылись в творчестве Питера Брейгеля Старшего (ок.1525–1569). Он был учеником Кука ван Алста, побывал в Италии, но пошел по пути, отличному от его учителя. Брейгель утверждал искусство, уходящее корнями к народным понятиям и представлениям. Он был зачинателем крестьянского жанра в нидерландском искусстве (за что получил позднее прозвище Мужицкий) и вписал новую страницу в развитие нидерландского пейзажа. Произведений этого художника нет в российских собраниях. Представление о творчестве великого мастера могут дать работы его старшего сына Питера Брейгеля младшего, который часто копировал произведения своего отца.
Необычайной популярностью пользовалась картина Питера Брейгеля Старшего «Зимний пейзаж с птичьей западней» (оригинал хранится в Брюсселе); известно более сотни ее воспроизведений XVI века и более позднего времени. В основе изображения лежит вид реальной местности, — как предполагают, брабантской деревни Сент-Пед-Анн близ Дибена. Жители заснеженного селения — реальные обитатели обжитого уголка. Вместе с тем пейзаж Брейгеля еще стремится говорить о мироздании в целом. Волей художника деревня на берегу реки включена в панорамный вид с широкими далями и видом города у горизонта. Изображение сохранило и назидательный подтекст: силки готовы поймать зазевавшихся птиц, а беспечные люди на льду, ходить по которому опасно, могут свалиться в прорубь, на которую никто из них не обращает внимания.
Источник
«Зимний пейзаж с птичьей западней» — одна из самых известных работ Питера Брейгеля Старшего. В мире существует 127 копий, тиражирование сюжета не являлось плагиатом, 45 из них – авторские. В основе изображения лежит вид реальной местности. Жители заснеженного селения – реальные обитатели обжитого уголка.
На первый взгляд, перед нами идиллическая картина заснеженного голландского городка. У горизонта в морозной дымке синеют башни ратуши и городского собора, а на переднем плане расположилась брабантской деревни Сент-Пед-Анн близ Дибена. Художник передает зимнее время года — обширную заснеженную равнину, туманную дымку возле церкви, застылые безлистные ветви деревьев, снегирей на снегу. Жители – от мала до велика – катаются на коньках по замерзшей реке.
Люди на этом пейзаже Брейгеля – беззаботные маленькие фигурки, словно получившие долгожданный отдых от недельных трудов, которые заняты каждый своим делом — не главные герои, главная здесь, конечно, природа, хотя человек вполне согласуется с зимним фламандским ландшафтом и не мешает общему настроению умиротворённости, словно разлитому во влажном воздухе серенького зимнего дня.
По сравнению с птицами, сидящими на ветках на переднем плане, люди на реке выглядят ничуть не крупнее – и невольно напрашивается аналогия: люди и птицы на этой картине так похожи! Как птицы могут быть убиты в любой момент, так и люди могут провалиться под непрочный лед или в прорубь. Неявная угроза, смертельная опасность, нависшая над людьми и птицами, роднит их, делает равными перед неумолимостью рока.
Волей художника деревня на берегу реки включена в панорамный вид с широкими далями и видом города у горизонта. Художник намекает на универсальность общечеловеческих законов и ситуаций, которые легко можно распространить на весь мир. Вместе с тем пейзаж Брейгеля еще стремится говорить о мироздании в целом и о многосложности мира.
Где же ловушка? Признаться, не сразу узнаешь ее в этой тяжелой двери, чуть поднятой над землей, – под ней щедро рассыпано зерно, а вокруг суетятся такие же, как люди, беззаботные птицы. И собственно ловушка для птиц поначалу воспринимается не как ловушка, а скорее, как кормушка. И только через некоторое время начинаем понимать, что кормушка эта какая-то странная: на ненадежной опоре лежит старая деревянная дверь, под ней рассыпан корм, птицы доверчиво клюют его, не подозревая о нависшей над ними угрозе. В любой момент деревянный колышек может выскользнуть из-под двери, и все находящиеся под ней птицы будут раздавлены.
Ловушка для птиц и катающиеся люди на льду представлены как аллегория того, что в человеческой жизни все ненадежно и тот, кто катается на коньках по льду может поскользнуться и упасть, а птицы, которые клюют зерно могут попасться в ловушку. И снова эта идея что опасность подстерегает тебя повсюду. Эта опасность как в материальном смысле, так и в душевном и моральном смысле, что ты можешь оступиться и упасть, т.е. впасть в грех. Смысл картины в любом случае читается почти однозначно: этот мир с его красотами и радостями — всего лишь ловушка для птиц, на которых, беззаботно пирующих, в любую минуту может обрушиться доска, и ловушка захлопнется. А единственный путь к спасению — это церковь.
Изображение сохранило и назидательный подтекст: силки готовы поймать зазевавшихся птиц, а беспечные люди на льду, ходить по которому опасно, могут свалиться в прорубь, на которую никто из них не обращает внимания.
Этот пейзаж стал прототипом для более поздней нидерландской живописи, картин на котором художники изображали веселые зимние забавы. Такого рода картины можно увидеть в различных музеях мира, они пользовались неизменной популярностью на протяжении 17-18 веков. Если на картинах Брейгеля мы видим общие очертания катающихся на коньках людей, то в более поздних работах художники изображали их более подробно, изображали всякие смешные сценки, как кто-то падает, как кто-то катается, как задираются юбки… Из художников, которые работали в этом жанре больше других известен Хенри Аверкамп.
Источник