Птица со сломанным крылом (СИ, Слэш) 3 стр.
Заколок Лириэль тоже не носил, предпочитая одну надёжную синюю резинку для волос, которая служила ему талисманом с десяти лет. Он представить себе не мог, что случится с ним, если эта резинка порвётся, потому что без неё ощущал себя как без рук.
Примерно того же возраста были его очки, которые Лириэль одел ещё во втором классе младшей школы и с тех пор не снимал, потому как часто засыпал за книгой – или, вернее, с книгой в руках. Однажды, когда он ещё учился в школе со смешанным обучением, двое альф поймали его в коридоре после занятий и долго тискали, пытаясь что-то нащупать под серым ученическим кителем. Лириэль отбивался так яростно, что прокусил одному из них палец, но очки тогда слетели с его лица, и Лириэль перепугался до смерти, решив, что ослеп – он чувствовал себя абсолютно беспомощным, когда не мог видеть чего-то из происходящего вокруг.
Точно так же было и с одеждой – Лириэль попросту не мог представить себе, что покажет окружающим что-то из своего тела – запястья, которые другие омеги украшали завитками хны и тоненькими плетёными браслетами, шею, которую Виен всегда разглядывал по утрам, тщательно примеряя к ней воротник сутаны, или даже щиколотки – некоторые омеги подрезали сутаны, чтобы при ходьбе иногда мелькали в складках одежды едва прикрытые тонкими ремешками сандалий ступни.
Лириэль не то чтобы считал эти части тела не такими красивыми, как у других – нет, когда он был обнажён, то мог так же увлеченно, как и Виен, разглядывать своё подтянутое, стройное тело. Наедине с собой он не стеснялся ничего. Но окружающий мир казался ему сплошным переплетением колючего кустарника, а тонкая преграда сутаны – единственной защитой от опасностей, которые подстерегали его на пути из кельи в аудитории для занятий.
Лириэль прекрасно видел, как ведут себя и одеваются другие, но то, что сам он выглядит как-то иначе никогда не бросалось ему в глаза. И потому он не мог понять – ни тогда, в школе, когда его тискали в углу, ни потом, в семинарии, когда другие омеги хихикали ему вслед – что именно с ним не так.
Когда Лириэлю было шестнадцать, он запирался и чуть не плакал от непонимания того, что с ним не так. А потом в руки ему попалась книжка по психологии, брошенная кем-то на ученической скамье – сам он такие не читал, считая их бесполезной тратой времени. В этой книжке Лириэль прочитал о том, как двигается по телу омеги таинственная сексуальная сила, и о том, как различаются между собой разные возраста. И ещё о том, что в шестнадцать каждый, без исключения, задаётся теми же вопросами, что и он сам.
Лириэль два дня наблюдал за омегами, ходившими по коридорам семинарии, и пытался представить, что в их смеющихся головках в нимбах из кудрей вертятся те же мысли, что и в его собственной голове, – но поверить в это так и не смог.
Впрочем, книга всё же произвела на него какое-то волшебное воздействие, и задавать себе глупые вопросы Лириэль перестал, раз и навсегда решив, что ему просто не быть такими, как они.
Он исключил из своей жизни и без того нечастые попытки завести друзей и полностью сосредоточился на учёбе, а главной мечтой его стало остаться при монастыре насовсем. Больше ничто не могло поколебать его спокойствия – по крайней мере, внешне, потому что раз в несколько недель сердце всё равно сводило от тоски и смутного осознания собственной неполноценности.
Гибель родителей он воспринял так же равнодушно, как воспринимал и всё остальное, творившееся кругом. Они никогда не были ему близки, и он никогда не мог понять той радости, которая появлялась на лицах его одногрупников, когда впереди появлялась перспектива вернуться домой.
Лириэль замкнулся ещё больше и теперь и вовсе ни с кем не говорил – никто, впрочем, и не пытался заговорить с ним, кроме, разве что, семинарского психолога, который с умным видом задал ему по бумажке два десятка вопросов и больше к себе не вызывал – видимо, тоже решил, что всё происходящее с Лириэлем укладывается в рамки стандартной психологии переходного возраста омег.
Так продолжалось и тогда, когда появился Виен, который хоть и сделал его холодный мир немного ярче, но так и не смог пробиться сквозь преграду из льда, которую Лириэль воздвиг вокруг себя. И только теперь, когда Лириэль увидел перед собой альфу – такого знакомого и в то же время такого другого, не похожего на плоские фотографии и угловатые стереограммы, Лириэль ощутил, что его лёд треснул.
— Да… — ответил Лириэль, не сразу поняв, откуда слышит голос Виена, и Виен ли говорит с ним вообще.
Только обнаружив, что произнёс это слово вслух, Лириэль заставил себя собраться с мыслями и теперь, наконец, увидел, что Виен каким-то чудом успел проскочить в захлопнувшуюся за ними дверь.
— То есть, нет, — поправился он. – Ничего классного я не вижу в нём. Обычный напыщенный страйкенболист, каких полно по ту сторону наших стен.
— А откуда ты знаешь, что он любит страйкенбол? – поинтересовался Виен тут же, и во взгляде его появилась какая-то нездоровая искра.
— Оттуда, — буркнул Лириэль. Подошёл к кровати, опустил на неё мешок, но сам так и не решился лечь. Что-то внушало ему беспокойство в возбуждённом поведении Виена, и на всякий случай он всё же решился сказать: — Виен, это мой жених.
Лириэль повернулся к соседу и обнаружил, как с лица того сползает всякое подобие радости.
— Я тебя ненавижу, Лириэль, ты увёл у меня самого шикарного альфу на сто парсеков вокруг.
— Что… — Лириэль почувствовал, как кровь приливает к лицу, но тут же взял себя в руки. – Не мели чепухи. Я не виноват, что родители заключили с Розенкрейцерами договор.
— Я никогда тебя не прощу! – отрезал Виен и вопреки своим словам тут же прислонился к плечу Лириэля. – Если только ты не прикроешь меня перед наставниками, пока я буду говорить с Аурэлем.
— Уже ушёл! – Виен подскочил к окну, поднял жалюзи, свистнул в темноту и, выждав пару секунд, пока из сада не раздастся ответ, спрыгнул с подоконника вниз.
Оставшись в одиночестве, Лириэль принялся было раскладывать по полкам содержимое сумки. Затем снова бросил её на кровать, коснулся броши, скрепившей ворот сутаны, намереваясь расстегнуть её и отправиться в душ, когда в дверь постучали.
Дверь открылась, в образовавшейся щели показалась голова старшего по курсу.
— Лириэль! К директору! – услышал он.
Лириэль вздохнул, вознёс беззвучную молитву звёздам и, снова застегнув воротник, направился к выходу.
Риза сидел, перебирая одной рукой растрепанные после перелёта пряди волос и пытаясь уложить их в прежнюю аккуратную причёску. Взгляд его был нацелен на Юргена, сидевшего в соседнем кресле. Юрген хоть и выглядел тоже немного уставшим, но в целом казался таким же неотразимым, как и всегда: Риза вообще давно уже заметил, что все неприятности стекали с Юргена как с гуся вода. Даже шрам, который он получил во время очередной своей дурацкой выходки на занятиях по лётному делу не только ничему его не научил, но и красил лицо, которое до того было, пожалуй, слишком уж правильным для альфы.
Источник
Птица со сломанным крылом нейса соот хэссе
— Небо укроет нас плащом. Звёздные старцы дадут нам знак… — стройно протянули шестеро учеников в чёрных сутанах, сидевшие за дубовыми партами в зале Воспоминаний.
— И тогда взойдёт Солнце… — продолжил за них учитель.
— И тогда взойдёт Солнце, и каждый поведёт Зверя, и Зверь поведёт нас.
— Достаточно, — учитель захлопнул книгу и обвёл учеников взглядом. – Лириэль и Виен могут идти. Вплоть до дня Посвящения вы свободны.
Виен, шустрый омега с золотыми кудрями, вскочил из-за парты и торопливо скинул талмуд с Писанием в вещевой мешок.
Учитель шикнул на него, но Виен, как обычно, не заметил ничего.
Лириэль двигался медленно, чинно. Прежде чем спрятать священную книгу, он осенил её знаком стоглавой звезды. Затем приложил руку к груди, склонился в церемониальном поклоне…
— Лириэль! – рявкнул учитель, и тут же в него впился взгляд необычных даже для уроженцев Ангары золотистых глаз с прожилками цвета аквамарина.
— Я соблюдаю церемониал, учитель…
Магистр Мирдек скрипнул зубами.
Лириэль ещё раз осенил книгу священным знаком….
— Лириэль! – рявкнул магистр уже громче.
Лириэль вздохнул на него осуждающе, молча затолкал книгу в сумку и вместе с Виеном двинулся к выходу из класса.
— Ну ты даёшь, — прошипел белокурый омежка, едва они оказались в коридоре. — Даже я не могу так его довести.
— Я не пытаюсь никого доводить, — Лириэль открыл мешок и всё-таки произвёл над закрытой уже книгой необходимый ритуал. – Я не могу позволить себе таких вольностей, как ты, Виен. Я хочу остаться в монастыре навсегда.
— Так тебе и позволят. Жених то в курсе твоих идей?
Лириэль покачал головой и ни слова больше не сказал. О женихе вспоминать он не любил. Юрген Лабберт, наследник дома Розенкрейцеров и будущий владелец сети горнодобывающих предприятий по всему сектору, не вызывал у него никаких эмоций, кроме страха, в котором Лириэль признаваться не желал никому – даже себе.
Он вообще не любил признавать свой страх. Куда проще было делать вид, что ему просто ничего не нужно – ни мира за стенами монастыря, ни любви, о которой так мечтали все вокруг.
Его судьба была решена давным-давно, и, хотя договорные браки не были редкостью, Лириэль плохо представлял себе, как сможет весь остаток жизни провести в одном доме с человеком, который был ему абсолютно чужим.
— Я мог бы просто вступить в фиктивный брак и остаться здесь… — произнёс он задумчиво.
— Пошли, дурачок. Кстати… — Виен хитро посмотрел на него. – Как насчёт того, чтобы прикрыть меня ещё разок?
— В последний раз! Аурэль ждёт меня ночью в саду, ну Ли-и-и…
Лириэль вздохнул. Здесь, в семинарии для благородных омег, Виен был его единственным другом – и то лишь потому, что сам попал к ним всего год назад, когда все компании давно уже сложились, и никто не горел желанием принимать к себе новенького омегу.
Виен не походил на Лириэля ни в чём, и, сложись судьба чуточку иначе, вряд ли они когда-нибудь взглянули бы друг на друга. Точнее, вряд ли Виен бы на него взглянул. Он, как и большинство омег здесь, представлял себе пребывание в монастыре, как заключение, выбраться из которого – его святой долг. И в этом благородном деле не чурался никаких методов, – а прежде всего, не чурался использовать Лириэля.
— Мне надо готовиться к инициации, — произнёс Лириэль голосом, которым обычно пел в церковном хоре, и если бы рядом был не Виен, а кто-то другой, он, скорее всего, решил, что Лириэль валяет дурака.
Виен, впрочем, к причудам соседа по комнате давно уже привык. Лириэль был не от мира сего, – но его довольно легко удалось развести на то, чтобы он делал домашнюю работу за двоих и подсказывал ему на семинарах, и вот, как результат, только их двоих освободили от зубрёжки, которой занимались остальные в преддверии выпуска.
— Ли-ри… — позвал Виен и дёрнул друга за кончик широкого рукава.
Лириэль явно не слышал вопроса, взгляд его был устремлён куда-то вдаль и, проследив за ним, Виен понял, что заставило друга замереть.
— О, да… — протянул он, внимательно разглядывая высокого черноволосого альфу, которого не видел, да и не мог видеть здесь раньше, никогда.
— О, нет! – протянул Лириэль в такт ему, выронил сумку, тут же подхватил её и со всех ног понёсся по коридору прочь.
— Юрген, какую выберешь? – Риза в последний раз перетасовал карты и ловким движением кинул их веером на стол.
Юрген был мрачен с самого утра, когда отец призвал его к себе в кабинет и сообщил о предстоящей женитьбе. Он был мрачен настолько, что перед вылетом даже забыл расчесать свои волосы, уже слишком длинные для того, чтобы просто прочёсывать их по утрам рукой, но всё ещё слишком короткие для того, чтобы собираться в косу.
Мрачен настолько, что вместо любимого одеколона с сандалом побрызгался какой-то дрянью, от которой у Ризы всю дорогу чесался чувствительный курносый нос.
Мрачен настолько, что в этом нехитром пасьянсе, выбирая карту, постоянно тыкал не в ту, хотя Риза и не пытался скрывать от него, где прячется его любимый червонный туз.
— Опять проиграл, — провозгласил Риза. – Сто кредов на стол.
— Надоело, — бросил Юрген и шлёпнул стопку купюр рядом с колодой.
Встал и подошёл к иллюминатору.
Риза подниматься не стал. Так и сидел, наблюдая за ним со своего места в пилотском кресле новенькой яхты, подаренной Юргену на третье совершеннолетие.
— Почему омеги взрослеют раньше нас? – спросил он мрачно, но Риза лишь надломил бровь. Его этот вопрос нисколько не волновал, потому что замуж он не собирался ни в этом, ни в следующем году.
— Если бы мы взрослели так же как вы, отец просто подобрал бы тебе наречённого постарше.
— Потому что ты старший сын, Юрген! – пропел Риза, всё-таки поднимаясь и пристраиваясь к нему со спины. – Ты должен вступить в брак, но никто не требует от тебя любви к нему. И… — Риза положил подбородок Юргену на плечо и легко цепанул его зубами за краешек уха. – У тебя всё равно остаюсь я!
Источник