Александр Пушкин — Гонимы вешними лучами: Стих
Гонимы вешними лучами,
С окрестных гор уже снега
Сбежали мутными ручьями
На потопленные луга.
Улыбкой ясною природа
Сквозь сон встречает утро года;
Синея, блещут небеса.
Еще прозрачные леса
Как будто пухом зеленеют.
Пчела за данью полевой
Летит из кельи восковой.
Долины сохнут и пестреют;
Стада шумят, и соловей
Уж пел в безмолвии ночей.
_____________
Отрывок из поэмы Пушкина Евгений Онегин.
Анализ стихотворения «Гонимы вешними лучами» Пушкина
Отрывки из романа в стихах «Евгений Онегин» Александра Сергеевича Пушкина по праву занимают почетное место в хрестоматиях для детей. Примером такой лирики служит стихотворение «Гонимы вешними лучами».
Работа над 7 главой шла до 1828 года. Его автору исполнилось 29 лет, он увлеченно пишет «Евгения Онегина», а в декабре с первого взгляда влюбился в Н. Гончарову, которая и стала впоследствии его женой. По жанру – пейзажная лирика, по размеру – четырехстопный ямб со смешанной рифмовкой: перекрестной, смежной и охватной. Только одна рифма – закрытая. Лирический герой – сам автор, с наслаждением созерцающий весну, обновляющей природу и чувства человека. Наступление весны победное: гонимы вешними лучами. Вода царит кругом: потопленные луга, мутные ручьи. Интонация радостная, поэт словно сам просыпается после долгой спячки, жмурится на первое солнышко. Устаревшие слова, требующие пояснения: дань – плата от побежденного победителю, келья – монастырская комната, безмолвие – тишина.
Интонация повествовательная, поэт любуется и перечисляет все, что видит в открывшейся ему картине смены времен года. Метафоры и олицетворения переполняют это короткое стихотворение: гонимы лучами, снега сбежали, улыбкой сквозь сон встречает, летит из кельи, утро года. Эпитеты просты и реалистичны: мутными, прозрачные, синея блещут. Цепочка основных образов: горы, улыбка, небеса, леса, ручьи, соловей. Звукопись этого произведения: жужжанье пчелы, шум вод и стад, пенье соловья. Флора и фауна: луга, леса, пчела, стада крупного рогатого скота, соловей. Первая зелень сравнивается с пухом. Долины также еще просыхают и едва начинают пестреть травами и цветами. Ночи безмолвные, все в волшебстве «утра года» (аллегория весны). Надо отметить, что в дальнейшем развитии главы поэт несколько печально отзывается о себе, наблюдающем это преображение. Он чувствует себя немного чужим на этом празднике жизни, уставшим, отвергнутым. В период публикации этого отрывка сам поэт добивается согласия родителей Н. Гончаровой, считавших его незавидной партией для дочери, на брак его избранницы с ним.
Седьмая глава «Евгения Онегина» А. Пушкина, изданная в 1830 году, была недружелюбно принята частью литературных критиков. Время расставило все по своим местам, а первые 14 строк из ее начала стали считаться вполне самостоятельной пейзажной зарисовкой.
Источник
Евгений Онегин (Пушкин А. С., 1832)
В глазах мелькают как забор. [Сравнение, заимствованное у К**, столь известного игривостию изображения. К… рассказывал, что, будучи однажды послан курьером от князя Потемкина к императрице, он ехал так скоро, что шпага его, высунувшись концом из тележки, стучала по верстам, как по частоколу.]
К несчастью, Ларина тащилась,
Но вот уж близко. Перед ними
Как жар, крестами золотыми
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Последним счастьем упоенный,
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Глядел на грозный пламень он.
Прощай, свидетель падшей славы,
Петровский замок. Ну! не стой,
Белеют; вот уж по Тверской
В сей утомительной прогулке
Остановился. К старой тетке,
Четвертый год больной в чахотке,
Им настежь отворяет дверь,
В очках, в изорванном кафтане,
С чулком в руке, седой калмык.
Встречает их в гостиной крик
Княжны, простертой на диване.
Старушки с плачем обнялись,
«Княжна, mon ange!» — «Pachette!» [«Mon ange!» – «Pachette!» – «Мой ангел!» – «Пашенька!» (фр.)] — «—Алина»! —
«Кто б мог подумать? Как давно!
Кузина, помнишь Грандисона?»
«Как, Грандисон. а, Грандисон!
Меня в сочельник навестил;
А тот… но после всё расскажем,
Не правда ль? Всей ее родне
Мы Таню завтра же покажем.
Жаль, разъезжать нет мочи мне:
Пойдемте вместе отдохнуть…
Мне тяжела теперь и радость,
Не только грусть… душа моя,
Под старость жизнь такая гадость…»
В слезах раскашлялась она.
Больной и ласки и веселье
Привыкшей к горнице своей.
Не спится ей в постеле новой,
И вот по родственным обедам
Развозят Таню каждый день
Представить бабушкам и дедам
«Как Таня выросла! Давно ль
Но в них не видно перемены;
Всё в них на старый образец:
Всё белится Лукерья Львовна,
Всё то же лжет Любовь Петровна,
Иван Петрович так же глуп,
Семен Петрович так же скуп,
Всё тот же друг мосье Финмуш,
И тот же шпиц, и тот же муж;
А он, всё клуба член исправный,
Всё так же смирен, так же глух
И так же ест и пьет за двух.
Ее находят что-то странной,
Провинциальной и жеманной,
Дружатся с ней, к себе ведут,
Взбивают кудри ей по моде
С прикрасой легкой клеветы.
Потом, в отплату лепетанья,
Их речи слышит без участья,
Заветный клад и слез и счастья,
Хранит безмолвно между тем
Татьяна вслушаться желает
В беседы, в общий разговор;
Но всех в гостиной занимает
Такой бессвязный, пошлый вздор;
Всё в них так бледно, равнодушно;
В бесплодной сухости речей,
Расспросов, сплетен и вестей
Не вспыхнет мысли в целы сутки,
Хоть невзначай, хоть наобум
Не дрогнет сердце, хоть для шутки.
В тебе не встретишь, свет пустой.
Один какой-то шут печальный
У скучной тетки Таню встретя,
К ней как-то Вяземский подсел
Об ней, поправя свой парик,
Но там, где Мельпомены бурной
Где машет мантией мишурной
Где Талия тихонько дремлет
И плескам дружеским не внемлет,
Где Терпсихоре лишь одной
(Что было также в прежни леты,
Ни трубки модных знатоков
Из лож и кресельных рядов.
Музыки грохот, свеч блистанье,
Мельканье, вихорь быстрых пар,
Всё чувства поражает вдруг.
Здесь кажут франты записные
Свое нахальство, свой жилет
Спешат явиться, прогреметь,
Блеснуть, пленить и улететь.
У ночи много звезд прелестных,
Но ярче всех подруг небесных
Средь жен и дев блестит одна.
С какою гордостью небесной
Как томен взор ее чудесный.
Ты заплатил безумству дань.
Шум, хохот, беготня, поклоны,
Галоп, мазурка, вальс… Меж тем
Между двух теток, у колонны,
Татьяна смотрит и не видит,
Ей душно здесь… Она мечтой
Стремится к жизни полевой,
В деревню, к бедным поселянам,
Где льется светлый ручеек,
К своим цветам, к своим романам
Туда, где он являлся ей.
Так мысль ее далече бродит:
Забыт и свет и шумный бал,
А глаз меж тем с нее не сводит
Друг другу тетушки мигнули,
И локтем Таню враз толкнули,
В той кучке, видишь? впереди,
Там, где еще в мундирах двое…
Вот отошел… вот боком стал… —
Но здесь с победою поздравим
И в сторону свой путь направим,
Да кстати, здесь о том два слова:
И множество его причуд.
Благослови мой долгий труд,
И, верный посох мне вручив,
Не дай блуждать мне вкось и вкрив.
Довольно. С плеч долой обуза!
Я классицизму отдал честь:
Хоть поздно, а вступленье есть.
Источник